– Ну так что мне на это скажет прекрасная Мавра? Не желает ли она стать хозяюшкой при всём этом добре и любящем муже?

Прекрасная Мавра, оглядев кучу добра и представив ту, что имелась в доме у большой дороги, конечно же, ответила, что она очень желает и замуж за Беню согласная. Будущая кабатчица так манерилась и жеманилась, что Дуняша вновь с негодованием фыркнула и сползла на дно оврага. И только раздавшийся выстрел заставил её спешно подняться и посмотреть, что случилось.

А это бандит Беня пальнул из нагана в воздух. Обрадовался, жених.

– Ай, моя булочка! Мы будем жить весело и культурно, как в лучших домах Парижа и Лондона. С музыкой, с танцами!

Засунув револьвер в карман, Беня вытащил из пожитков граммофон. Пристроив к нему трубу, он принялся крутить ручку. Заиграла музыка – и, прямо на тропинке, молодые бросились в пляс.

– Вот гад, этим же самым наганом он в нас тыкал. – сквозь зубы пробормотал Мишка. – Хороший наган.

– Ты-то откуда знаешь, что хороший? – поинтересовалась справедливая Дуняша.

– Вижу индейским оком.

– Ясно. Но, вообще-то, брат Следопыт, негоже краснокожим без оружия воевать. – зашептала Дуняша, не спуская с парочки глаз. – Отобрать бы наган в честном бою, а?

– Рискнём, брат Овод. – и глаза Мишки загорелись живым огнём. Вытащив свою индейскую трубку, он сжал её в руке, как будто не трубка это была, а боевой пистолет. – Слушай план операции: на тропе войны главное – стремительность.

– Это я и без тебя знаю… А план-то?..

– Дуняша…

– Я пошутила, вождь.

– Ладно… Ты заходи справа.

– Будет сделано, вождь! – откликнулась Дуняша, пряча улыбку.

– Раз, два, три – выскакиваем!

И не успели Беня и Мавра глазом моргнуть, как с грозным боевым кличем перед ними очутились одетые индейцами подростки. Нет, не видели ни Беня, ни Мавра в своей жизни такого, а потому остановились они, обнимая друг друга, точно громом прибитые.

– Руки вверх, поганый койот! – тыкая в Беню трубкой-пистолетом, рявкнул Мишка.

– Руки вверх, хитрый скунс! – воскликнула Дуняша у самого лица Мавры.

Что можно было подумать, увидев перед собой разукрашенные хари и перья?

– Нечистая сила! – заголосила Мавра, в ужасе грохнулась на землю и накрыла голову трубой, что сорвала с граммофона. Так она и застыла, стараясь вся вползти под эту трубу и затаиться там, будто её, Мавры, тут никогда и не было.

А Мишка и Дуняша тем временем окружили Беню. Который был белее мела.

– Ты стервятник – раз, не вырыв топора войны, творишь бесчинства! – помня слова индейцев из книжки, рычал Мишка.

– Мародёрство – это низко! – не отставала Дуняша, помня то, что вытворял Беня в поезде.

– Сдавай оружие – или прощайся с жизнью! – ткнув Беню трубкой в бок, потребовал Мишка.

– Или прощайся с наганом! – грозно добавила Дуняша.

– С наганом, с наганом! – продолжая заползать под граммофонную трубу, отчего всё её пышное тело колыхалось на зелёной травке, не своим голосом пропищала Мавра. Конечно, Беня – будущий муж, ей был нужен живым. А наган – дело наживное, при Бениных-то способностях и увлечениях.

Слова Мавры возымели действие. К тому же, её зад и спина, что никак не желали умещаться под граммофонной трубой, красноречиво дрожали и призывали к жизни. А потому, истово перекрестившись, Беня вытащил из кармана наган и протянул его Мишке.

Ухватив оружие, Мишка тут же отошёл на шаг назад.

– Ну, и иди теперь с миром. – выпучив глаза, приказала бандиту Дуняша. – Иди. Поля Вечной Охоты призовут тебя позже. Хау.

– Хау. – повторил за сестрой Мишка, махнув наганом в сторону Бени. И, ткнув носком сапога в граммофонную трубу, предложил. – И ты, дрожащая тушка, выбирайся и делай ноги.

Мавре не нужно было повторять два раза. Вскочив – так до сих пор с трубой на голове, она ткнулась в Беню и, чуть не сбив его с ног, заголосила. Труба усиливала её вопли – казалось, трубил слон средней упитанности.

– Мамочки… – едва удержавшись на ногах, простонал бандит-любитель.

И – на всю округу раздался индейский боевой клич: «Хи-и-ий-юп-юп-юп-яй-я-я-я!»

– Ку-ка-ре-ку-у-у-у! – присоединился к нему другой голос. Ничего более подходящего из того, что слышали в своей жизни, брат с сестрой припомнить не смогли.

Подхватив манатки и свою подругу, которая из-под граммофонной трубы продолжала истошно голосить: «Нечистая!», Беня умчался прочь. Туда же, кстати, откуда и пришёл. Минута – и они скрылись за лесом.

Мишка и Дуняша, с трудом стараясь унять волнение, уселись под деревьями. И начали новый военно-полевой совет.

– Ну что, брат Овод. – улыбнулся Мишка, протягивая сестре наган. – Вот мы и приняли боевое крещение.

– Да, брат Следопыт!

– Мы настоящие индейцы!

– Хау.

У красных

По лесной дороге двигался конный отряд красноармейцев. Молодые солдаты ровно держали строй и, не сбиваясь, пели звонкую песню:

Рвутся снаряды, стучат пулемёты.

Но их не боятся красные роты.

Красноармейцы счастливы – и это выражали их открытые простые лица. Счастливы, что едины и потому непобедимы, что идут защищать и строить свою новую свободную страну, в которой они будут жить гораздо лучше. Они в неё верят – да и чего ж не верить?

Смело мы в бой пойдём

За власть Советов.

И как один умрём

В борьбе за это!

Поют красноармейцы. Умирать, конечно, любому страшно. Но почему-то греет этим людям души мысль, что их борьба – это подвиг, что она не напрасна, что когда-нибудь они победят, и счастливое время обязательно наступит… И тот, кто кладёт свою голову в этой борьбе, умирает, радуясь: пусть не он, так его товарищи поживут в новом справедливом и правильном мире. Который и идут они строить. Откуда вдруг взялось такое количество этих людей в те давние романтические времена? Куда же они попрячутся в будущем?

Ведут отряд командир и комиссар – закалённые во многих боях солдаты, коммунисты.

И вот уже показалась поляна, на которой отряд расположился лагерем.

– Сто-о-ой! – раздался приказ командира.

Бойцы принялись рассёдлывать лошадей, а командир и комиссар прошли в штабную палатку и, разложив на столе военную карту, заговорили.

– Я понимаю, комиссар Сидоренко, мы собираемся ударить по белогвардейским флангам. Но к сожалению, мы очень слабо знаем местность. – взволнованно говорил командир. – То есть, без серьёзной разведки, на которую уйдёт никак не меньше трёх дней, начинать наступление нельзя. Это значит – вести людей на верную смерть.

Однако комиссар Сидоренко был с ним не согласен. Сдерживая негодование, он произнёс:

– Вы рассуждаете не по-пролетарски, командир. Наши люди пойдут не на верную смерть. Или вы считаете, что погибнуть за дело революции – это напрасно? Это честь, высокая честь!

Командир твёрдо возразил:

– Но это не сделает мне чести, как военному командиру! Мы на войне, комиссар. И для диктатуры пролетариата важно её выиграть, правильно? Война должна вестись по правилам. И эти правила мне хорошо известны. Прежде, чем отправлять бойцов сражаться, я должен разведать обстановку, я…

– Командир, вы говорите как белый шпион!

– Я – белый шпион? – командир был явно потрясён. – И почему? Потому, что не хочу, чтобы люди глупо умирали, наткнувшись на вражескую засаду? Выскочат наши бойцы на лошадках – а там пулемётчики на холме залегли. Это и будет смерть за идею революции? Так может, проще нам взять, и расстрелять всех наших красноармейцев сразу, своими силами? Какая разница, как им погибнуть за революцию!

Ярость переполняла комиссара Сидоренко.

– Что?! – подскочив, воскликнув он и схватился за револьвер. – И это говорите вы, красный командир? Да я на вас…

Командир спокойно и твёрдо посмотрел ему в глаза. Однако, хоть это несколько и охладило комиссара, активности ему не убавило. Он забегал вокруг стола, держась за деревянную кобуру своего оружия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».